Утро тихого света. Осень. "Мир, совершенно точно, сделан из бумаги." Внезапно выглянувшее солнце высвечивает совсем другие картины. И вот я в уже другом мире. Так просто: тучка откатилась в сторону, и полная смена декораций. Так что такое этот мир? Что у меня под ногами? И что такое Я ? Такая же декорация? Чудные дела твои, Господи!
Двадцать шесть, двадцать один, тринадцать, двадцать четыре, тридцать, двадцать восемь, одиннадцать… Это цифры. Они получаются, если от той, что слева, отнять ту, что справа. Цифры под портретами на камнях. Просто цифры. На этом кладбище их много, таких цифр. Очень много.
Кто-то очень давно удалил нижние ветки с этих берёз. Они выжили и выросли. Вокруг стволов появились тоненькие веточки, издалека их почти не видно. Теперь на фоне тёмной стены, в лучах утреннего солнца, вокруг этих стволов в воздухе висят скопления изумрудных лампочек. Красиво, но почему-то грустно.
Цифры. Абстракция. Вот этот получил смертельную дозу радиации у реактора. А тот на мотоцикле спешил навстречу солнцу в утренних сумерках. Тот, кто натянул стальную проволоку поперёк дороги, должен был поставить полагающиеся знаки, но… Не поставил. Вот этот стремился в небо. Долго и трудно, но он добился своего. Там, в небе, было морозно. Воспаление лёгких перешло в онкологию. Высокого тебе неба, Валерка! Тромбон и гипертония несовместимы. Он знал, что такое инсульт. Он сознательно выбрал тромбон. Склоняю голову, Музыкант! Вот так получаются эти маленькие цифры. Но так уж, видимо, устроен этот мир: Жизнь особенно ярко сверкает рядом со Смертью. Два полюса. Граница между ними хрупка и ненадёжна.
А в этом месте среди сосен и берёз вокруг тропинки собрались липы. При любой погоде их листья накрывают это место светящимся пологом. Мой маленький храм. Проходя под ним, всякий раз поднимаю очи горе: я чувствую благословение этого места. Мой свет... Как просто здесь бытует чудо. Открой глаза, сюда входящий!
Самурай всю жизнь готовится к смерти. Самурай уже почти мёртв. Остались небольшие формальности: смерть физического тела. Всё уже обдумано, всё решено. Беспокоиться не о чем. Так что каждый глоток воздуха, каждый луч солнца, каждое чириканье птички - это то, чего могло не быть. Подарок судьбы. Здесь и сейчас. Через минуту может уже не быть ничего. И цветущая сакура для самурая не просто красота. Смысл в том, что цветение очень кратко. Вот сейчас это красота. Пройдут мгновения, и всё изменится, всё будет другим. Или не будет ничего. Вот так смерть делает жизнь яркой и насыщенной. Для самурая.
Обломки древесных стволов. На них уже поселилось что-то зелёное, какая то живность. Пройдёт время, эти обломки превратятся в труху, смешаются с землёй. Это жизнь или смерть? Я иногда не вижу разницу. Что такое я? Такой же обломок, который смешается с землёй? Трава, которая вырастет на этом месте? Наверное, и то, и другое.
К своей смерти я отношусь... Спокойно? Точнее, наверное, сказал Кастанеда: "смерть не бросает мне вызов". В моей памяти уже много людей, которые оставили след и в моей душе. Я вспоминаю их и думаю, что означала их жизнь? Что означает их смерть? В чём содержание жизни? Вот мой аватар - кот Маркиз. Этого кота я не воспринимаю, как просто животное. Для меня он нечто большее. Мы с ним разговаривали, он издавал множество звуков, его поведение явно говорило о наличии осознания.
А вот и они, “мои” кедры. Случайно выглянувшее солнце вспыхнуло тысячами своих бриллиантовых копий на капельках, висящих на кончиках хвои. Гммм. А я сегодня тут не один. Женщина торопливо щёлкает камерой своего телефона. Удачи Вам, Женщина! Боюсь разочаровать, но в Ваших руках не тот инструмент, который тут нужен. Однако молчу. Боюсь разрушить очарование момента.
Старость начинается не в организме. Она начинается в голове. Когда у тебя уже много людей, с кем ты можешь говорить только в своей памяти, вот это и есть старость. Наши мёртвые часто занимают в наших душах настолько большое место... Это ведь часть нашей модели мира. Там, в той древней машине в глубине мозга, в подсознании, они и живут. И когда близкий человек уходит, эта машина продолжает работать так, будто он жив. У подсознания нет опыта смерти, опыта своей смерти. Остановить эту машину невозможно, как разогнавшийся локомотив. Вот так рождаются религии: из противоречия между подсознанием, где он жив, и логикой, говорящей, что нет. И люди придумывают конструкции, позволяющие примирить логику и чувства. И когда это удаётся, тогда и приходит она. Старость.
Голова седой трухой покрыта.
Новый день - как старая арба.
Время - мул, едва несёт копыта.
Своего прими Аллах раба!
Два шага в полжизни не осилить.
Ветерок дыхание унёс.
Прах послушно падает в носилки,
шелестя остатками волос.
Евгений Панкратенков. Лирическая.
Цифры. Но смысл не в них. В моей памяти живут те, кто мне оставил эти цифры. Так кто же я? Что я здесь делаю, в этом свете? Это я живу их Жизнь? Или они наполняют Жизнью меня? Почему они живут во мне? Почему я говорю с ними в моей памяти? Я думаю, потому, что я так и не принял их уход. Понял, осознал, но не принял. Мои друзья и родственники, мои коллеги, мой сын… Мы. Старость подождёт. Она обойдётся моим телом. Самому же мне пока не до неё. Осталось слишком много вопросов. Нет, я не самурай. Но я спокоен. Я знаю, что придёт время, и я уйду. Вместе со своими вопросами. Но я же не один! Я знаю, кто покажет мне дорогу. Мне нет нужды волноваться о смерти. И я без страха взираю на Жизнь.
Прямые линии ярких уличных фонарей на фоне градиентной заливки вечернего неба, от тёмно-алого на горизонте до синей черноты над головой. Редкие пока звёзды. Созвездие скорпиона сейчас не видно. Размеренный звук моих шагов... Плеск волн, лениво пытающихся лизнуть мои ботинки. Дорожки от фонарей на том берегу залива разбиты короткими нервными всплесками. Синева неба медленно сползает к воде вслед за светилом, уходящим из этого дня. Короткий светлый штрих, вспышки бортовых огней беззвучно летящего лайнера. Тихо шуршит песок. Возвращаюсь.
Остаток синевы за спиной. Ровные линии фонарей. Скрип дверных петель. Твой портрет, живой огонёк перед ним. Мы дома. Мы? Ну, конечно, Мы!
Сергей Левин1 сентября 2017 г.