Конь на скаку и птица влёт
По чьей вине?
В. Высоцкий.
Мой Щит.
В два часа ночи 10-го августа 2014-го года не стало моего единственного сына. Пережившие подобную трагедию поймут моё состояние.
Эти строки рождаются в моём воспалённом мозге и требуют выхода. Я ничего уже не могу сделать для сына, его уже нет. Но он живёт в моей памяти. И к ней, к моей памяти я обращаюсь. К памяти, в которой мой сын живёт.
Я не исповедую религиозных взглядов. Концепция Бога и религиозная доктрина мне не помогут и не накроют мой рассудок спасительным покрывалом Майи. Этот текст – мой щит, который воздвигаю я в эти дни на пути хаоса, грозящего разрушить мой разум.
По законам жанра я не должен скрывать этот текст от огласки. Быть может, кто то прочтёт его, я не стану этому препятствовать. Прошу только помнить: это МОЙ щит. Я пишу этот текст для себя.
Тот день.
Мы с твоей матерью знаем, ты говорил нам об этом. Если случится беда, ты хотел, что бы чистый огонь отпустил тебя с Земли. Беда случилась. И мы выполнили твою волю, сын, мы выполнили. Огонь отпустил твою душу.
Утром этого дня я видел восход из окна твоей квартиры. С его зарождения и до отделения солнца от горизонта. Восход последнего твоего дня на Земле. Величественный и торжественный восход светила над городом, который ты любил. Над городом, который не любил я. Над городом, который взял твою жизнь. Он был красив, этот восход. Я буду вспоминать его, и мои боль, отчаяние и безысходность этого дня будут возвращаться ко мне снова и снова. По праву он должен быть твоим, этот восход. Но он останется со мной. Как страшный кошмар наяву.
И вот в морге в гробу я увидел твоё изломанное тело. Мрак опустился на мою голову, сердце сдавило от жалости. Это был ты. Здесь не было ошибки. Сын, ты никогда не будешь на моём месте! Только это слабое утешение, совсем слабое. Я опустил свою руку на твою, холодную и безжизненную, я смотрел в твоё лицо. Агент из бюро ритуальных услуг, парень твоего возраста, сжал руками плечи твоей матери. Господи, если ты есть… Пощади эту женщину, сохрани её разум! Я чувствую, как рвётся мой. Я знаю, мне ты не поможешь.
В крематории твои московские друзья собрались вокруг и покрыли твоё тело живыми цветами. У тебя было много друзей. Ты умел приобретать друзей и не умел наживать врагов. Моё сердце горело, когда горела твоя моя кровь. Теперь в моих венах течёт твой пепел. Огонь очистил твоё тело, тлен никогда не коснётся его. Чистый огонь. Чистый пепел. Мы выполнили твою волю.
Мой сын, я всегда был уверен, что когда придёт моё время, мой пепел поплывёт в твоих руках. Это было бы естественно, это было бы правильно, это было бы справедливо. Я ошибся. Твой пепел на моих руках отправился в твой последний полёт на далёкую Родину.
Мне не дано поменяться с тобой. В этом мире нет справедливости. Мои руки держали пепел моих надежд, прах моей жизни. Мой мозг пытался разбиться о череп. Мы выполнили твою волю, сын. Мы выполнили.
Боль.
Боль. Проклятье наше и благословение. Мы с ней приходим в этот мир. Она сопровождает нас по жизни, когда-то милостиво, а иногда жестоко. Мы с болью покидаем этот мир.
Ты был совсем ребёнком, когда в больнице пришлось зашивать твой рассечённый лоб. Врачи разрешили мне быть рядом с тобой. Анестезии не было, нужен был только один шов. Ты не издал ни звука. Только сжимал мои пальцы совсем ещё детской рукой.
Я хорошо знаком с телесной болью. Я много раз учился заново ходить. Я улыбался тебе с больничной каталки, когда ты рассматривал мою только что сломанную ногу. Я сказал тогда: “вот видишь, сын, я оказался не готов. Поэтому я здесь”. Мой сын, к чему же ты оказался не готов? Как получилось, что ты там, где ты теперь?
Ты говорил, что с тобой никогда ничего не случится. Но ты оступился, сын. Быстрая смена позы и твоя артериальная гипертензия. Внезапное головокружение. И ты оступился. Двенадцатый этаж. Три секунды. Никто не слышал твоего крика. Ты не издал ни звука. Три секунды. Ещё живое, ещё твоё тело ударилось о землю. И перестало быть тобой. Мой кошмар, навязчивый и неизбывный. Быть может, я сейчас пытаюсь хотя бы часть его вынести из моего мозга в этот текст? Наверное, это так. Мой щит.
Ты не почувствовал боли, не успел почувствовать. Сознание и жизнь покинули тебя мгновенно. Ты не почувствовал боли. Вся твоя боль упала на моё сердце и на сердце твоей матери. Не скоро грубые рубцы покроют наши раны. Когда то, может быть, наша боль и станет немного милосерднее. Но эти наши раны никогда не перестанут кровоточить. Ты не успел почувствовать боль. Не мучился в долгой агонии. У тебя было только три секунды. Слабое утешение, но, может быть, хотя бы это не будет разрывать мой мозг?
Мне не дано смириться с твоей смертью. Но, может быть, когда-то, я привыкну носить эту боль в себе? Благословенье наше и проклятье. Ты не хотел, чтобы мы плакали о тебе. Ты говорил нам об этом. Ты что-то предчувствовал? За много лет? Впрочем, я и сам не раз задумывался о своей возможной смерти. Думаю, я знаю, как я её встречу. А, вот, к встрече с твоей я оказался не готов.
Ты не хотел, чтобы мы плакали. Это твоя воля. Как мне исполнить её? Мой сын! Теперь я не могу смотреть на этот мир широко открытыми наивными глазами. Я не чувствую своего слияния с ним. Отныне для меня это мир, в котором не нашлось места для тебя. Но ты не хотел, чтобы мы о тебе плакали. Это трудно, сын. Это не сразу, раны должны зарасти, дай нам время. Может быть, когда-то. Не сейчас. Сейчас нам трудно.
Я много раз учился ходить? Это не так больно и не так трудно. Теперь мне предстоит заново учиться улыбаться. Смогу ли? Я не знаю. Я видел, как улыбается мужчина, потерявший сына. С глубоким отпечатком печали и вины. Я знаю, сын, ты не хотел бы видеть у меня такую улыбку. Я знаю, ты хотел, чтобы я улыбался легко и свободно, как раньше, как в прежней жизни, до той твоей последней ночи. Смогу ли? Я не знаю. Когда-нибудь, не сейчас. Возможно, если ты поможешь мне из глубины моей памяти. Сейчас слишком больно. Проклятье наше. И нет мне больше благословения.
И птица влёт…
Ты немного не дожил до 27-ми. У меня в мои 27 появился ты. Ты не дожил.
В твоей Московской жизни были трудные моменты. Ты сам учился профессии. Ты много работал и учился. И стал хорошим профессионалом. Случалось тебе в холодное время остаться без жилья. Тебе помогли, и ты научился решать эту проблему. Твоё здоровье было не блестящим. Последствия пяти сотрясений мозга давали о себе знать. Головные боли, головокружения, частые простуды… Ты стал заниматься гимнастикой и спортивными танцами и эту проблему ты решил. Почти решил. Головокружения к тебе всё же ещё возвращались, но много реже. И всё же ещё возвращались. И думаю, сыграли свою роковую роль.
Ты пережил трудные моменты жизни. Но в последнее время твоё здоровье уже не внушало мне опасений. Тебя называли лучшим дизайнером. У тебя были амбициозные планы на жизнь. У тебя было много друзей. Твой последний день был счастливым, ты провёл его с друзьями. Как авиалайнер, ты преодолел трудный разбег, набрал скорость, оторвался от взлётной полосы и… Исчез из этого мира. Совершенно неожиданно для всех. И для самого себя.
Не в результате продолжительной болезни, не в результате автокатастрофы. Ты не убил себя сам, потому, что ты любил жизнь. Ты не погиб от руки злодея, ибо твоя смерть никому не могла принести выгоды. Несколько мгновений и случайность решили твою судьбу. Потом у тебя были три секунды, когда уже ничего нельзя было изменить. Всего 3 секунды. В 26 лет. Всего лишь 26. Это тот возраст, когда все наши мечты, связанные с тобой, когда твои устремления должны были начать осуществляться. Твой взлёт. Время собирать камни. Начало зрелости. И оглушительная пустота.
Твой путь, твоё становление, они были непростыми, совсем непростыми. И вот ты стал таким, каким я всегда хотел тебя видеть. Сильным и свободным. Моё сердце пело. Я предвкушал твой взлёт. Ты ушёл именно в этот момент. Я потерял сразу и сына, и друга, и смысл моей жизни.
Ты не оставил нам внука, который мог бы быть нам утешением. С тобой угас наш род. А ты ушёл на взлёте жизни. И оттого так трудно нам в это поверить. И потому с этим невозможно смириться.
Ты и я.
Ты был похож на меня, сын. Я всегда говорил, что если два человека имеют одинаковое мнение по всем вопросам, то один из них лишний. Ты не был лишним. Мы были достаточно похожи, что бы понимать друг друга. Но ты был совсем другим.
Пример? Вот он. В детстве я рисовал. Я рисовал графику, форму. Потом я это оставил. Ты рисовал с детства и сделал это частью профессии. Твои детские рисунки казались мне немного корявыми. Но то, что ты делал цветом, было для меня волшебством. Я видел результат, но я не понимал, как ты это делаешь. Твой детский “Титаник”. Там всё пока ещё в порядке, корабль плывёт. Но ощущение беды почти физически давит на мозг. Это ты сделал цветом. Наверное, тогда я стал осознавать, что художник это не фотокамера. Ты иначе использовал рисунок для выражения своих мыслей и чувств, ты делал это цветом. Ты был другим, ты видел мир иначе, и это делало меня богаче.
Когда то я мечтал, что, глядя на меня, ты увлечёшься техникой. Я вставлял в твой любимый паровозик моторчик с батарейками и ждал, когда ты сам захочешь взять в руки инструмент. Но ты так и не взял в руки железный инструмент. Твоими инструментами стали компьютер и программы. Я ждал, что ты начнёшь программировать, как я, но это тебе оказалось неинтересно. Ты использовал компьютер, что бы рисовать, писать музыку, потом занялся WEB дизайном. Позже ты занялся анимацией, затем и играми. Я тебя понял. В дизайне ты сумел соединить все твои увлечения. Пожалуй, это было для меня уроком: я сам когда то должен был выбрать между своими увлечениями. Я не сумел их все соединить в одном деле. Ну что ж, ты оказался мудрее меня. Я был доволен этим, сын. Ты не такой, как я? Да нет, такой, только ты пошёл дальше меня. Я был доволен.
Свобода.
Свобода. Самая большая ценность в человеческой жизни. Не для всех людей это так. Для тебя так оно и было. Ты не любил, когда тебя вынуждали делать то, чего ты не хочешь. Тебе нравилось, когда ты был способен делать то, чего не могут другие. Ты очень рано стал это осознавать. Поэтому ты поступил в университет и ушёл жить в общежитие. Поэтому ты сам осваивал дизайн и учился писать музыку. Поэтому ты уехал в Москву. Там ты видел больше возможностей для выбора и развития. Больше свободы.
Ты всё выбирал сам. Город, работу, друзей… Ты стал свободным. Но ты не хотел огорчать нас с матерью, когда у тебя случались неудачи. Ты не хотел огорчать нас, если ты жил не так, как бы мы хотели. И, наверное, для того, чтобы не огорчать нас, ты окружил свою жизнь тайной для нас. Мы с матерью многого не знали о деталях твоей жизни. Но мы с тобой постоянно общались. Я уважал твою свободу и старался не давить на тебя и не говорить о том, о чём ты не хотел говорить. Но я чувствовал и понимал главное: твоё настроение, твоё состояние. И всегда старался подставить тебе своё плечо, если тебе это было нужно.
Свобода. Если верить святому писанию, Господь наделил нас свободной волей, той самой частицей самого себя, которая делает нас подобными ему. Он и создал нас для того, что бы мы, люди, взращивали в себе свободную волю и учились пользоваться ей. Я думаю, по настоящему живёт только тот, в ком живёт эта частица Бога, только тот, кто свободен в своей душе. Только свободный человек может быть по-настоящему счастливым. Если в сердце человека живёт страх, в нём нет места для красоты мира. Ты был свободен, и мир входил в твоё сердце всеми своими красками и звуками. Ты жил полноценной жизнью. Удачи и неудачи, поражения и победы, радости и огорчения, всё было у тебя. И главное - была твоя свобода. Это и есть настоящая жизнь. Счастье?
Ты был светлым, лёгким и весёлым. Поэтому вокруг тебя было много друзей и не было врагов. Но за свою свободу ты сполна платил своим трудом. И ты знал такие слова, как порядочность, ответственность... Это те вещи, которыми оплачивается настоящая свобода. И ты уважал свободу других. Без этого свобода невозможна.
Твой путь был труден. Каждый его шаг. Я знаю. Но ты выбрал именно такую жизнь. Ты был великий труженик и своим трудом ты зарабатывал свою свободу. Твои друзья удивлялись твоей работоспособности. И нравилось тебе играть. Нет, в компьютерные игры ты в детстве не играл. Создавать сайты или писать музыку тебе было интересней. Но тебе нравилось играть, саму жизнь ты будто не жил, а играл.
И вот твой путь привёл тебя туда, где ты теперь. Ты самой высокой ценой оплатил своё право быть свободным. Печально я склоняю голову, клавиши жгут мои пальцы, строки туманятся в глазах… Это, конечно, моя близорукость. Ведь ты не хотел, что бы мы плакали.
Девушка.
Плачет девушка. Замечательная девушка. Она любила тебя пять долгих лет. Почему у вас не сложилось? Я не вправе задавать этот вопрос, сын, не отвечай. Но я могу догадываться. Ты знал не только слово “свобода”. Ты хорошо знал слово “ответственность”. Ты говорил мне однажды о странностях своей жизни: зарабатывая вполне прилично, ты так и не обзавёлся никакой обременительной собственностью. Ты не чувствовал себя готовым содержать семью.
Иногда у меня мелькала робкая надежда, что вот выплывет в углу экрана моего компьютера твоё послание: “Пааап, ты скоро станешь дедом”. Не выплыло, не судьба теперь. А девушка плачет. Замечательная девушка.
Жизнь.
Я смотрю на твою фотографию над моим рабочим столом. Чистый, светлый, задумчивый, одухотворённый и благородный образ. Редко можно такое лицо увидеть у столь молодого человека. Идеализирую? Конечно, я же отец. Но так уже и сильно. Я говорил с твоими Московскими друзьями. И у тебя и здесь ещё остались друзья. Я не слишком тебя идеализирую.
Я думаю о моей жизни. Каждый хочет оставить после себя след в этом мире. Детей и внуков, картины или научные работы, какую то часть самого себя. То, что будет жить после. Я создаю технику. Но пройдёт немного времени и все мои творения потеряют актуальность. Создавая их, я просто вношу свой вклад в движение этого мира. Настоящим, лучшим и неповторимым моим творением был ты, сын. Тобой я гордился и думал, что я внёс свой достойный вклад в развитие человечества. И вот мое творение ушло из этого мира, оставив меня размышлять над его несовершенством и тщетностью моих усилий. Что мне теперь в развитии человечества? В нём нет моего сына.
Ты был мне не только сыном. Ты был мне и другом. Мне трудно сейчас. От того, что нет тебя в моей жизни. От того, что не могу больше с тобой говорить. От того, что пусто в душе. Но особенно мне больно осознавать, что ты больше не живёшь, ты не радуешься солнцу и воздуху, общению с друзьями. Больно от того, что больше не действует твоя прекрасная уникальная личность. Именно то, что и было тобой.
Я всегда любил жизнь. Всякую и во всех её проявлениях. Ко мне тянулись животные. В моих руках оживали растения и заживали раны. На мокрой дороге я обхожу дождевых червяков. Из уважения к жизни, из уважения перед вкладом этих существ в нашу жизнь. И вот теперь остановилась самая важная для меня жизнь - твоя. И я никак не мог этому помешать. Зачем я здесь? Опускаются руки, сжимается сердце. Я буду долго и мучительно искать ответ. А сегодня только твой образ, что живёт в моей памяти, даёт мне силы дышать и двигаться. Ваня. Ванюшка. Мой сын.
Память.
Утром, идя на работу, я видел картину. На фоне чистой зелени берёзы ярко светилась единственная жёлтая ветка. Не сразу я понял, что солнечный луч каким-то чудом пробрался между домов и деревьев и осветил на миг одну только эту ветку. Сын, я знаю, что тебя уже нет. Но мне хочется верить, что это ты подаёшь мне знак. Как хочется мне в это верить!
Когда ты ушёл, я вдруг обнаружил, как много тебя было в моей жизни. Ты жил в Москве, за тысячи километров, но мы постоянно общались. Ты жил в уголке экрана моих компьютеров значком “Google Talk” или “Hangouts”. Я всегда улыбался, когда на экране появлялось “Привет, пап!”. Когда я шёл по улице, я думал, какая погода в Москве? Когда я читал новости из мира технологий, я всегда думал: вот это и Ваня сейчас узнает, вот на это нужно дать ему ссылку, вот это нужно обсудить. Я видел, как мир движется вперёд и ощущал, что ты движешься вместе с ним. Что ты живёшь. Я считал естественным, что когда-то придёт моё время, я уйду из мира, но что-то от меня останется с тобой и будет жить в этом мире через тебя. И вот теперь мне трудно читать новости: тебя уже нет в этом движущемся мире, ты остановился. И я иду по улице, дышу воздухом, который тебе уже не нужен, мокну под дождём, который тебя уже не намочит… И остро чувствую, что меня стало наполовину меньше.
Тебе было почти 27. За эти годы твоя личность пропитала меня. У меня стали появляться твои привычки. Однажды в моей служебной переписке я обнаружил фразу “ну как-то так”. Твоя фраза. Я посмеялся тогда, и эта фраза с тех пор регулярно появляется в моих служебных письмах. А потом я заметил, что пытаюсь делать красивыми мои рабочие документы. А как же, мой сын дизайнер, нет - Дизайнер, с большой буквы. Я должен соответствовать. А раньше ограничивался только красивым техническим решением. И вот теперь ты из моей памяти помогаешь мне работать. Я слышу твой голос: “Паап, вот это нужно перенести сюда, вот это помести здесь, а тот прямоугольник сделай посветлей, а то он что-то ядовитый. Ну да, как-то так”.
Мой сын, теперь ты там, где только “ни” и только “не”. Это страшное слово “навсегда”. Твои друзья, конечно, скорбят о тебе. Конечно, они будут помнить тебя. Я на это надеюсь. Но их воспоминания со временем потускнеют, потеснятся новыми знакомствами и делами. Это жизнь, наверное - это правильно. И только у нас с твоей матерью пустота внутри настолько безмерна и необъятна, что заполнить её мы не сможем до конца наших дней. Мы пытаемся заполнять её воспоминаниями. Мы пересматриваем твои фотографии, перечитываем нашу с тобой переписку, трогаем твои вещи. Я заглядываю на странички в интернете, где остались твои следы. Где есть ещё ссылки для прямой связи с тобой. Я слушаю твою музыку. На короткое время это даёт иллюзию прикосновения к тебе. Только иллюзию. Не сработают эти ссылки. Не изменишь ты эти странички. Когда-то они пропадут из просторов интернета. Теперь связаться с тобой я смогу только в моих снах, если ты приходишь в них. Я говорю с тобой в моей памяти. Ты там такой, каким я тебя помню. Ты уже не станешь старше. Ты уже не изменишься. Тебе уже не будет 27. Мы никогда не заполним эту пустоту в наших душах, не утолим нашу печаль.
Я помню, сын, ты не хотел, чтобы мы о тебе плакали. Но это трудно, сын. Нет, никто не увидит влаги на моём лице. Вот только спазмы иногда сжимают моё горло и тогда мне трудно говорить. Прости. Прости, если я что-то не сделал для тебя, что должен был сделать. Прости, если не сказал, что должен был сказать. Но ведь мы понимали друг друга? Прости.
Ты был для меня очень многим. Ты значил для меня больше, чем я сам. Твой образ в моей памяти всегда будет светлым и чистым. Спасибо тебе сын, за то, что ты был в моей жизни. Спасибо и за то, что образ твой всегда будет со мной. Ваня, Ванюшка, мой сын.
18. 09. 2014 г.